О детоубийце Марии Фарар

Мария Фарар, неполных лет,
Рахитичка, особых примет не имеет,
Сирота, как полагают - судимости нет,
Вот что она сообщить имеет:
Она говорит, как пошел второй месяц,
У какой-то старухи ей подпольно
Было сделано, говорит, два укола,
Но она не скинула, хоть было больно.
Но, вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Все же деньги она, говорит, отдала.
А потом затягивалась до предела,
Потом пила уксус, перец туда клала,
Но от этого, говорит, ослабела.
Живот у нее заметно раздуло,
Все тело ломило при мытье посуды,
И она подросла, говорит, в ту пору,
Молилась Марии и верила в чудо.
И вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Но молилась она, очевидно, зря.
Уж очень многого она захотела.
Её раздувало. Тошнило в церкви. И у алтаря
Она со страху ужасно потела.
И все же она до самых родов
Свое положенье скрывала от всех.
И это сходило, ведь никто б не поверил,
Что такая грымза введет во грех.
И вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
В этот день, говорит, едва рассвело,
Она лестницу мыла. И вдруг словно колючки
Заскребли в животе. Её всю трясло,
Но никто не заметил. И ей стало получше.

Ломала голову – что это значит,
Весь день развешивала белье.
Наконец поняла. Стало тяжко на сердце.
Лишь потом поднялась в свое жилье.
А вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
За ней пришли. Она лежала пластом.
Выпал снег, его надо убрать с дороги.
День был жутко длинный. И только потом,
К ночи, она принялась за роды.
И она родила, как говорит, сына.
Сын был такой же, как все сыновья.
Но она не как все, хотя нет оснований,
Чтоб за это над ней издевался я.
И вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Так пусть она рассказывает дальше
О своем сыне и своей судьбе.
(Она, говорит, расскажет без фальши!)
Значит, и о нас – обо мне и о тебе.
А потом, говорит, выворачивать стало
Её, словно качало кровать,
И она, не зная, что от этого будет,
С трудом заставила себя не кричать.
Но, вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Из последних сил, говорит, она
Из своей коморки, ледяной как погреб,
Едва дотащилась до гальюна
И там родила, когда – не упомнит.
Видно, шло к утру. Говорит – растерялась,
Какой-то страх её охватил,
Говорит, озябла и едва держала
Ребёнка, чтоб не упал в сортир.
А вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Вышла она, говорит, из сортира,
До этого все было молчком,
Но он, говорит, закричал, и это её рассердило,
И она стала бить его кулаком.
Говорит, била долго, упорно, слепо,
Пока он не замолк и стал неживой.
До рассвета с ним пролежала в постели,
А утром спрятала в бельевой.
Но, вы, прошу вас, не надо
негодованья,
любая тварь достойна вспомоществованья.
Мария Фарар, незамужняя мать,
Скончавшаяся в мейсенской каталажке,
Хочет всем тварям земным показать
Их подлинный облик без всякой поблажки.
Вы, рожающие в стерильных постелях,
Холящие благословенное лоно,
Не проклинайте заблудших и сирых,
Ибо грех их велик, но страданье огромно.
Потому, прошу вас, не надо
Негодованья,
Любая тварь достойна вспомощестованья.