Бал висельников
На глаголях черных, чинны, Пляшут, головы закинув, Паладины чертовщины И скелеты Саладинов.
Почтенный Вельзевул, владыка черных кукол, За петли дергает кривляющийся бал. Он всех по черепам пантуфлями отстукал, Чтобы плясали под рождественский хорал.
И стебли хрупких рук сплетают манекены, Костями грудь о грудь гремят и, ошалев, Уродливой любви изображают сцены – Те, кто когда-то знал объятья милых дев.
Гоп! Плясунам легко, им требухи не жалко! Подмостков хватит всем – куда б ни сиганул. Ура! И не поймешь, здесь пляска или свалка! Остервенев, смычки терзает Вельзевул!
Подошвам сносу нет и не собьются пятки! От кожаных одеж остались пустяки; Но неудобства нет, всё прочее в порядке. Им снег на черепа наляпал колпаки.
На треснувшей башке сидит султаном ворон, Отставшей плоти клок когда-то был губой. Сдается: молодцы в уборе чернопером В картонных латах бой ведут между собой.
Ура! Ветра свистят над этим черным плясом, И виселица как стальной орган ревет, В лиловых чащах волк им вторит диким басом. И адской краснотой кровавится заход.
А ну-ка, раскачай покойников шалавых, Что четки позвонков ласкают втихаря Тугими пальцами с изломами в суставах. Здесь все свои, и все не из монастыря.
Ах! Вдруг осатанев от этой пляски смерти, Большой скелет взвился, как лошадь, на дыбы, Но, жесткую петлю не оторвав от жерди, В багровых небесах повис поверх толпы.
И, хлопая себя по клацающим бедрам, Вновь возвращается крикливый зубоскал, Как шут в свой балаган, к осклабившимся мордам Под музыку костей на этот страшный бал.
На глаголях черных, чинны, Пляшут, головы закинув, Паладины чертовщины И скелеты Саладинов.
|